У капитана Джейн Шепард, как считала она сама, было неопровержимое преимущество перед другими обитателями галактики: отсутствие жалости и всякого сочувствия. Ее не трогали истории о потерянных связях между детьми и родителями, о возлюбленных, разделенных тысячами световых лет, об оставленных, брошенных детях, о закатах некогда могущественных цивилизаций, превратившихся в кучку праха. Шепард никогда не жалела и не сочувствовала, Шепард брала в руки винтовку и отстреливала любого, кто стоял на ее пути. Важнее цели миссии, которую она видела перед собой, словно та была материальна и стояла перед ней воочию, не было ничего. И никого. Пожалуй, она бы с закрытыми глазами пожертвовала всем экипажем Нормандии ради выполнения задания. Но признаваться в этом самой себе ей отчего-то не хотелось.
Шепард не понимала других и неизменно вставала в тупик, когда кто-нибудь из членов команды в порыве нахлынувших на него чувств, выплескивал переживания на капитана. Соблюдая субординацию, она, тем не менее, стремилась узнать тех, кем руководила, что многие принимали за проявление дружелюбия. Джейн Шепард не была дружелюбна и не ставила себе цель заводить какие-либо отношения с сослуживцами, что не все понимали или не желали понимать. Нет, она не была бесчувственна, но в то время как другие могли дифференцировать свои чувства с точностью сверхмощного компьютера, она не знала, какие ощущения владеют ей в той или иной ситуации. Она не подозревала, как остальные идентифицируют печаль, страх, радость, гнев и прочие абстрактные понятия, в которых она с детства ничего не понимала. Иногда она жалела, что не может так же. Но чаще всего она даже не думала об этом, предпочитая решать насущные вопросы и размышлять над тем, что являлось по-настоящему актуальным.
Эти ее черты ценило начальство. Спектр Шепард была идеальна: всегда выполняла то, что от нее требовалось, не теряясь в самых жестких и трудных ситуациях. Она готова была пойти на что угодно ради достижения цели, меняя свои моральные убеждения в зависимости от ситуации, словно жонглируя мячиками.
Многие, особенно ее подчиненные, списывали эти ее характеристики на трудное прошлое: потеря родителей, друзей, знакомых, затем - трагическое завершение миссии, в которой она осталась единственной выжившей, но капитан Шепард знала, что она всегда была такой.
Она была индивидуальна в своей обезличенности, являясь живым оружием, которое не станет думать, прежде чем выстрелить. В этом заключалось ее главное преимущество.
И одновременно в этом же крылся главный ее недостаток.
Один Бог, если он всё-таки существовал, как полагала Эшли, знал, что испытывает безликая Шепард, отправляя на тот свет бесчисленных врагов. Только ему была ведома усталость, которая внезапным камнем сваливалась на нее, как только она, выполнив все свои обязанности, отходила ко сну. И только он понимал значение всех ее кошмаров, которые являлись к ней в те шесть часов, предназначенных для отдыха.
Но сама Шепард, конечно же, ничего такого не подозревала.
Она считала, что всё это - нормально. Она не задумывалась над тем, сколько всего уже вынесла и сколько всего приходилось ей выносить каждый день. Она не прислушивалась к разуму, требующему отдыха, и телу, гудящему от усталости. Зачем, когда есть дела поважнее, чем чувства Джейн Шепард?
Например, спасение галактики.
Или убийство очередного «плохого парня».
Она не считала себя особенной. Не она, так кто-то другой.
И именно поэтому она стремилась сделать то, что от нее требовалось.
В ней нуждались. Пока она жива, в замене нет необходимости. Пока она выполняет приказы, ее не списывают со счетов. Пока она убивает того-то и того-то, в ее существовании и в ней самой есть смысл.
Но, пожалуй, капитан Джейн Шепард не призналась бы себе в этом даже под пытками.